Джон Рональд Руэл Толкиен
Сильмариллион
под редакцией Кристофера Толкиена
ЧАСТЬ 13. О ВОЗВРАЩЕНИИ НОЛДОР
Как было сказано, Феанор и его сыновья первыми из изгнанников пришли в Средиземье и обосновались в пустоши Ламмот (что означает "Великое Эхо") на внешних берегах залива Дренгист. И когда нолдор вступили на сушу, эхо в холмах умножило звуки, и все побережье севера наполнилось шумом бесчисленных громких голосов, а треск пылающих в Лосгаре кораблей уносился ветрами моря, напоминая звуки чьего-то великого гнева. И вдалеке все слышавшие этот шум приходили в изумление.
Пламя того пожара видел не только Финголфин, покинутый Феанором в Арамане, но и орки, и наблюдатели Моргота.
Ни одна история не рассказывает, какие мысли возникли у Моргота, когда он узнал о том, что Феанор, злейший его враг, привел с запада войско. Возможно, Моргот мало опасался его, поскольку еще не испытал мечей нолдор, и вскоре стало ясно, что он решил оттеснить нолдор обратно в море.
Под холодными звездами, еще до восхода Луны, войско Феанора стало подниматься вверх по длинному заливу Дренгист, пронизавшему холмы Эред Ломин, и ушло отпобережья в обширную страну Хитлум. Так, наконец, они оказались у озера Митрим и встали лагерем на его северном берегу в местности, носившей то же название.
Но войско Моргота, разбуженное шумом в Ламмоте и заревом пожара в Лосгаре, прошло перевалами Эред Ветрин, Теневого Хребта, и внезапно атаковало Феанора, прежде чем его лагерь был окончательно устроен и подготовлен к обороне. И там, на зеленых полях Митрима, началась вторая битва войн Белерианда. Она была названа Дагор-нуин-Гилиат, Битва под Звездами, потому что луна еще не взошла. И так она стала известна в песнях.
Нолдор, будучи в меньшем числе и захваченные врасплох, все же быстро одержали победу, так как свет Амана не померк в их взоре. Они были смелы и проворны, и страшны в ярости, а мечи их - длинны и ужасны. Орки бежали перед ними, и нолдоры изгнали врагов из Митрима, нанеся им жестокие потери и преследуя их за Эред Ветрин вплоть до обширной равнины Ард Гален, лежавшей к северу от Дортониона.
Там на помощь беглецам пришли армии Моргота, ушедшие на юг, в долину Сириона, и осаждавшие Кирдана в гаванях Фаласа, и так же разделившие их участь. Потому что Келегорм, сын Феанора, получив сведения о них, подстерег их с частью войска эльфов и, обрушившись на врага с холмов вблизи Эйтель Сириона, загнал их в топи Серех.
Воистину недобрыми были вести, доставленные в Ангбанд, и Моргот пришел в замешательство. Десять дней длилась эта битва, и из всего войска, что Моргот подготовил для завоевания Белерианда, из нее вернулось не больше, чем горсть листьев.
И все же у него была причина для великой радости, хоть он и не знал об этом некоторое время.
Дело в том, что Феанор в своем гневе против врага не остановился, но продолжал теснить остатки орков, считая, что так он доберется до самого Моргота. И он громко смеялся, сжимая рукоять своего меча, радуясь тому, что бросил вызов гневу валар и злу, подстерегавшему его на пути - потому что он видел час своего отмщения. Феанор ничего не знал об Ангбанде и об огромных оборонительных силах, быстро подготовленных Морготом. Но если бы он даже и знал, это бы не остановило его, потому что Феанор был одержимым, сжигаемым пламенем собственного гнева.
Вот как случилось, что он далеко оторвался от авангарда своего войска, и, видя это, слуги Моргота защищались из последних сил, и на помощь им из Ангбанда вышли балроги. Там, на границах Дор-Даэделоса, страны Моргота, Феанор и его друзья были окружены.
Он долго сражался, неустрашимый, хоть и опаленный пламенем и покрытый множеством ран, но в конце концов он был повержен Готмогом, предводителем балрогов, кого впоследствии убил в Гондолине Эктелион. Там бы Феанору и погибнуть, если бы в этот момент ему на помощь не подоспели его сыновья с большими силами. И балроги, оставив Феанора, отступили в Ангбанд.
Тогда сыновья подняли своего отца и понесли его обратно в Митрим. Но когда они приблизились к Эйтель Сириону и вступили на тропу, ведущую вверх, к горному перевалу, Феанор приказал им остановиться, так как раны его были смертельны, и он знал, что час его пришел.
Взглянув в последний раз со склонов Эред Ветрин, он увидел вдали пики Тангородрима, величайшей из башен Средиземья, и узнал предвидением смерти, что никаким силам нолдор никогда не низвергнуть ее.
И он трижды проклял имя Моргота и возложил на своих сыновей исполнение клятвы и месть за отца.
А потом он умер. Но не было у него ни похорон, ни гробницы, так как настолько свирепым был пылавший в нем огонь, что тело Феанора обратилось в пепел, и ветер развеял его, как дым.
И подобных Феанору не появилось больше в Арде, а дух его никогда не покидал залов Мандоса.
Так окончил свои дни могущественнейший из нолдор, чьи деяния приобрели самую величайшую известность и вызвали самые величайшие несчастья.
В это время в Митриме жили серые эльфы, народ Белерианда, скитавшийся за горами, к северу. И нолдор с радостью встретились с ними, как с долго отсутствующими родичами. Но сначала им было нелегко объясняться друг с другом, ибо в их долгой разлуке наречия калаквенди Валинора и мориквенди Белерианда стали различны.
От эльфов Митрима нолдор узнали о могуществе Элу Тингола, короля Дориата, и о волшебной завесе, ограждающей его королевство, а вести о великих подвигах на севере пришли на юг, в Менегрот и в гавани Бритомбар и Эгларест.
И тогда все эльфы Белерианда исполнились изумления и надежды, узнав о приходе могучих родичей, так неожиданно вернувшихся с запада в тот самый час, когда в этом была нужда. Все сначала поверили, что нолдор явились как посланники Валар, чтобы избавить Средиземье от бед.
Но чуть ли не в час смерти Феанора к его сыновьям пришли вестники от Моргота, признавшего свое поражение и предлагавшего условия мира, вплоть до возвращения одного сильмарилла.
Тогда Маэдрос Высокий, старший сын, убедил своих братьев притворно согласиться на переговоры с Морготом и встретиться с его посланцами в условленном месте.
Однако, нолдор так же мало доверяли Морготу, как и он им. По этой причине каждая сторона явилась на переговоры с большими силами, чем это было обусловлено. Но Моргот послал больше и в том числе - балрогов.
Маэдрос был атакован из засады и всех его спутников перебили, а самого его отряд Моргота захватил живым и увел в Ангбанд.
Тогда братья Маэдроса отступили и устроили огромный лагерь в Хитлуме. Но Моргот держал Маэдроса как заложника и сообщил, что не освободит его, если нолдор не прекратят войну и не вернутся на запад или хотя бы не уйдут из Белерианда на юг мира.
Однако, сыновья Феанора знали, что Моргот предаст их и не освободит Маэдроса, как бы они ни поступили. К тому же они были связаны клятвой и ни по какой причине не могли отказаться от войны со своим врагом.
Поэтому Моргот приковал Маэдроса к обрыву на Тангородриме, связав запястье его правой руки со стальным кольцом в скале.
В это время в лагерь в Хитлуме пришли вести о том, что Финголфин вместе с теми, кого он вел, пересек битый лед, и тогда же весь мир был поражен появлением Луны. А когда войско Финголфина добралось до Митрима, на западе, пламенея, взошло солнце. И Финголфин развернул свои голубые и серебряные знамена и велел трубить в трубы. А под ногами его войска распустились цветы, и эпоха звезд кончилась.
При восходе великого светила слуги Моргота бежали в Ангбанд, и Финголфин, не встретив сопротивления, проник в укрепления Дор-Даэделоса, пока враги его прятались под землей. Тогда Эльфы ударили в ворота Ангбанда, и вызов их труб потряс вершины Тангородрима, и Маэдрос, услыхав его среди своих мучений, громко закричал, но голос его затерялся среди отзвуков в каменных стенах.
Однако, Финголфин, отличавшийся характером от Феанора, опасаясь хитрости Моргота, отошел от Дор-Даэделоса и повернул обратно в Митрим, получив сведения, что там он сможет найти сыновей Феанора. К тому же, Финголфин хотел иметь защиту Эред Ветрин, пока его народ будет отдыхать и набираться сил, потому что он увидел силу Ангбанда и не рассчитывал, что крепость падет от одного лишь звука труб.
Поэтому, придя в Хитлум, он основал свои первые лагерь и поселение у северных берегов озера Митрим.
Никакой любви не испытывали те, кто следовал за Финголфином, к дому Феанора, потому что велики были страдания, перенесенные ими при переправе через льды. И Финголфин считал сыновей Феанора соучастниками дел их отца.
И тогда возникла опасность столкновения двух войск. Но как ни велики были потери в пути, народ Финголфина и Финрода, сына Финарфина, все еще оставался более многочисленным, чем войско Феанора. И эти последние отступили и перенесли свои жилища на южный берег, и озеро разделило их.
Многие из народа Феанора сожалели о сожжении кораблей в Лосгаре и поражались мужеству покинутых ими товарищей, которое помогло им перебраться через льды севера, и примирились бы, если бы стыд не удержал их.
Так, из-за проклятья, лежавшего на них, нолдор ничего не добились, пока Моргот колебался, в страхе перед светом, который был еще нов для орков.
Но Моргот собрался с мыслями и смеялся, видя разобщение его врагов.
В своих подземельях он создал огромные клубы дыма и пара, и они вырвались наружу из вершин Железных Гор. Издалека, из Митрима, можно было видеть эти дымящиеся вершины, пачкающие чистое небо первых рассветов.
С востока пришел ветер и понес тучи с дымом через Хитлум, затмевая новое солнце. И они извивались над полями и долинами и, черные и ядовитые, ложились на воды Митрима.
Тогда Фингон Доблестный, сын Финголфина, решил покончить с отчуждением среди нолдор, прежде чем их враг успеет подготовиться к войне, потому что земля в странах севера дрожала от грохота подземных кузниц Моргота.
Когда-то в блаженстве Валинора, еще до того, как Моргота освободили от цепей и ложь его омрачила сердца, Фингон был в тесной дружбе с Маэдросом, и хотя он не знал еще, что Маэдрос вспомнил о нем при сожжении кораблей, мысль об их давней дружбе жгла сердце Фингона. Поэтому он отважился на подвиг, который заслуженно признается величайшим среди нолдор: один, без чьей-либо помощи, он отправился на поиски Маэдроса.
Воспользовавшись той самой тьмой, что создал Моргот, он незаметно проник в укрепления своих врагов. Взобравшись высоко на отроги Тангородрима, Фингон со скорбью взглянул на опустошенную страну, но он не нашел ни прохода, ни трещины, через которую смог бы проникнуть внутрь крепости Моргота. Тогда, как вызов тварям, все еще укрывавшимся в темных подвалах под землей, Фингон запел песнь Валинора, сложенную нолдор в древности, и голос его взлетел над мрачными провалами, не слыхавшими раньше ничего подобного - только крики страха и горя.
Так Фингон нашел то, что искал. Ибо высоко над ним кто-то слабо подхватил его песню, и чей-то голос позвал его. То был Маэдрос, запевший, несмотря на свои муки. И Фингон взобрался к подножию обрыва, на котором висел его родич, но дальше подняться не смог. И он заплакал, увидев жестокую затею Моргота. И Маэдрос, испытывая сильные страдания и не имея надежды, просил Фингона застрелить его из лука. И Фингон наложил стрелу и натянул лук. И он безнадежно воззвал к Манвэ, сказав: "О Манвэ, владыка ветров, если ты ещё жалеешь нас - донеси эту стрелу так, чтобы освободить феа без мучений!"
Ответ на его просьбу последовал мгновенно, так как Манвэ, которому дороги все птицы и кому на Таникветиль они приносят вести из Средиземья, еще раньше послал туда племя орлов, приказав им поселиться на утесах севера и наблюдать за Морготом - потому что Манвэ все еще испытывал жалость к изгнанным эльфам. И орлы сообщили опечаленному Манвэ о многом, что происходило в те дни.
И теперь, едва Фингон натянул свой лук, с огромной высоты слетел Торондор, король орлов, самый могучий из всех птиц, существовавших когда-либо. Его распахнутые крылья простирались на тридцать метров.
Остановив руку Фингона, он схватил его и поднял до уровня скалы, где висел Маэдрос, но Фингон не смог освободить того от адских оков: ни рассечь их, ни вырвать из камня. И потому в своем страдании Маэдрос снова просил Фингона убить его, но Фингон отсек ему руку выше запястья, и Торондор унес их обоих в Митрим.
Прошло время, и рана Маэдроса зажила, потому что в нем пылал огонь жизни, и сила его была наследием древних дней, как и всех, кто вырос в Валиноре. Тело его снова стало сильным, но тень перенесенных страданий осталась у него на сердце. И позже меч в левой руке Маэдроса был более гибельным, чем прежде в правой.
Этим подвигом Фингон завоевал великую известность, и все нолдор восхваляли его.
Ненависть между домами Финголфина и Феанора пошла на убыль. Потому что Маэдрос просил прощения за предательство в Арамане и отказался от своих притязаний на королевскую власть над всеми нолдор, сказав Финголфину:
- Если обида больше не лежит между нами, тогда королевская власть по праву должна принадлежать тебе, самому старшему здесь из дома Финвэ и самому мудрому.
Но не все его братья в сердце своем согласились с этим.
Поэтому, как и предсказывал Мандос, эльдар дома Феанора стали называться лишенными наследства, так как верховная власть перешла от них, старших, младшим - власть и в Эленде, и в Белерианде, и еще из-за утраты ими сильмариллов. Но теперь нолдор, снова объединившись, поставили часовых на границах Дор-Даэделоса, и Ангбанд был осажден с запада, юга и востока. Нолдор разослали во все стороны вестников, чтобы изучить земли Белерианда и договориться о союзе с народами, живущими там.
Король Тингол без большого восторга принял появление с запада стольких могущественных князей, стремившихся образовать новые королевства, и он не открыл доступ в Дориат, ибо, мудрый мудростью Мелиан, он не верил, что осада Моргота продлится долго. Только лишь князьям нолдор из дома Финарфина было дозволено проникнуть в пределы Охраняемого Королевства, потому что они были родичами самого Тингола, поскольку их матерью была Эарвен из Альквалондэ, дочь Ольвэ.
Первым из изгнанников попал в Менегрот сын Финарфина Ангрод, как посланец своего брата Финрода. Он долго говорил с королем, рассказав ему о деяниях нолдор на севере, об его численности и организации его сил. Однако, хотя он и был правдивым и мудрым и считал, что все беды уже искуплены, он не сказал ни слова ни об Альквалондэ, ни о причине изгнания нолдор, ни о клятве Феанора.
Король Тингол выслушал эти слова Ангрода и, прежде чем тот продолжил, прервал его:
- Скажи вот что от моего имени пославшим тебя: нолдорам разрешаю я поселиться в Хитлуме и в горных местностях Дортонион, и в диких пустых землях к востоку от Дориата. Но там повсюду находятся многие из моего народа, и я не допущу, чтобы кто-нибудь ограничивал их свободу, и еще менее - чтобы их изгнали из собственных жилищ. Поэтому, пусть князья Запада остерегутся вести себя как хозяева, ибо повелитель Белерианда - я, и все, кто хочет тут поселиться, будут прислушиваться к моим словам. Никто не должен приходить в Дориат, кроме тех, кого я призову как гостей, или тех, кому я понадоблюсь в крайней нужде.
Вожди нолдор держали совет в Митриме, и туда из Дориата явился Ангрод, принеся послание короля Тингола.
Холодным показалось нолдорам королевское приветствие, и его слова рассердили сыновей Феанора, но Маэдрос засмеялся, сказав:
- Он - король, который может отстоять своё, иначе пустым был бы его титул. Тингол дарит нам земли, на которые власть его не распространяется. Сегодня фактически один лишь Дориат был бы его владением, если бы не приход нолдор. Поэтому пусть он правит в Дориате и радуется, что соседями у него потомки Финвэ, а не орки Моргота, которых мы нашли здесь. Мы устроимся где-нибудь в другом месте, где нам покажется лучше!
Но Карантир, не любивший сыновей Финарфина, самый грубый из братьев и самый вспыльчивый, громко воскликнул:
- Еще чего! Пусть сыновья Финарфина не бегают то и дело с их рассказами к этому темному эльфу в его пещеры! Кто дал им право говорить от нашего имени? Да, они действительно находятся в Белерианде, но пусть не забывают так быстро, что их отец - вождь нолдор, хотя мать их из другого рода.
Тогда Ангрод рассердился и покинул совет. Маэдрос устыдил Карантира, а большая часть нолдор из обеих лагерей, слушая его слова, встревожилась, опасаясь жестокого характера сыновей Феанора, всегда готовых разразиться опрометчивыми словами и насилием. Однако, Маэдрос удержал своих братьев, и они оставили совет, а вскоре покинули Митрим и отправились на восток, за Арос, в обширные земли возле холма Химринг.
Впоследствии эта область была названа границей Маэдроса, потому что с севера холм и река представляли собой лишь малую защиту от нападения из Ангбанда.
Там Маэдрос и его братья установили наблюдение, собирая вокруг себя весь народ, который приходил к ним. И они мало общались со своими родичами, разве что при необходимости.
Говорят, что Маэдрос сам придумал этот план, чтобы уменьшить возможность междоусобицы, и еще потому, что он очень хотел, чтобы главная опасность нападения угрожала ему. Сам же он остался в дружбе с домами Финголфина и Финарфина и приходил к ним иногда для общего совета. Но все же и он был связан клятвой, хотя сейчас она до времени бездействовала.
Народ Карантира поселился дальше к востоку, за верхним течением Гелиона, возле озера Хелеворн под горой Рерир и южнее его.
Они поднимались на вершины Эред Луин и с удивлением смотрели на восток, потому что дикими и бескрайними казались им просторы Средиземья.
И так случилось, что народ Карантира встретил гномов, после нападения Моргота и прихода нолдор переставших посещать Белерианд. Но хотя оба народа любили ремесла и стремились пополнять свои знания, большой теплоты между ними не было, потому что гномы отличались скрытностью и легко обижались, а Карантир был высокомерен и едва скрывал свое презрение к неприглядным с виду наугрим, и народ его следовал ему в этом.
Тем не менее, поскольку оба народа ненавидели Моргота, они заключили союз, имея в этом взаимную выгоду.
Наугрим в то время знали много секретов ремесла, а кузнецы и каменщики Ногрода стали знамениты в своем племени. Когда гномы начали снова бывать в Белерианде, вся торговля добычей их рудников проходила сначала через руки Карантира, и так пришли к нему большие богатства.
Когда прошло двадцать лет Солнца, Финголфин, король Нолдор, организовал великий праздник, и случилось это весной, вблизи омутов Иврин, где брала начало быстрая река Нарог. Та страна была зеленая и прекрасная и лежала у подножия гор Эред Ветрин, защищавших ее с севера.
В последующие дни печали долго помнилась радость этого праздника, и он был назван Мерет Адертад, Празднество Воссоединения.
Туда явились многие из вождей и народа Финголфина и Финрода, а из сыновей Феанора - Маэдрос и Маглор с воинами восточных границ.
Пришли туда и многочисленные серые эльфы, скитальцы лесов Белерианда, и народ гаваней вместе с Кирданом, их повелителем. Пришли даже зеленые эльфы из Оссирианда, Страны Семи Рек, находившейся далеко отсюда, под обрывами Синих гор. Но из Дориата явились лишь два посланца, Маблунг и Даэрон, принеся приветствие от короля.
Немало совещаний было проведено во время Мерет Адертад, много принесено клятв в союзничестве и дружбе, и говорят, что на этом празднике даже нолдор большей частью пользовались языком серых эльфов, быстро выучив наречие Белерианда, в то время как синдар медленее овладевали речью Валинора. Сердца нолдор окрепли и наполнились надеждой, и многим из них казалось, что слова Феанора, призывавшего их искать свободы и прекрасных королевств в Средиземье, оправдались. И действительно, затем последовали долгие годы мира, когда мечи эльфов ограждали Белерианд от разрушений Моргота, и его власть не выходила за пределы ворот Ангбанда.
В те дни радость царила под новыми Солнцем и Луной, и вся страна была полна ею, но с севера все еще нависал мрак. И когда прошло еще тридцать лет, Тургон, сын Финголфина, покинул Невраст, где он жил, и отыскал на острове Тол Сирион своего друга Финрода.
И они отправились на юг, вдоль реки, чтобы забыть на время о северных горах.
И в пути их застала ночь возле Сумеречных озер, рядом с водами Сириона, и друзья уснули на его берегах под летними звездами. Но Ульмо, поднявшись вверх по реке, погрузил их в глубокий сон и послал им тяжелые сновиденья, и тревога, рожденная этими снами, осталась и после пробуждения. Но ни один из друзей ничего не сказал друг другу, потому что память о сне не была отчетливой, и каждый считал, что Ульмо послал весть только ему одному. Но с тех пор их охватило беспокойство и страх перед тем, что должно было случиться. Они стали часто бродить в одиночестве по нехоженным землям, разыскивая повсюду скрытые укрепленные места, потому что каждый считал, что ему приказано подготовиться к недоброму дню и возможному отступлению, если Моргот вырвется из Ангбанда и разгромит армии Севера.
Как-то раз Финрод и Галадриэль, его сестра, гостили в Дориате у Тингола, их родича. И Финрод исполнился изумления, увидев силу и величие Менегрота, его богатства и вооружение, и многочисленные залы, высеченные из камня. И он решил, что ему тоже следует построить обширные залы с постоянно охраняемым входом в каком-нибудь глубоком и тайном месте под холмами.
Поэтому он открылся Тинголу, сообщив о своих сновидениях, а Тингол рассказал ему о глубоком ущелье реки Нарог и о пещерах под верхним Фаротом, в его крутых западных склонах. Когда же Финрод покинул Тингола, тот дал ему проводника, показавшего это место, о котором мало кто знал.
Так Финрод пришел в пещеры Нарога и начал строить там глубокие залы и готовить вооружение по примеру Менегрота. И эта крепость была названа Нарготронд. В той работе Финроду помогали гномы из Синих гор, получившие хорошее вознаграждение, потому что Финрод принес из Тириона больше сокровищ,чем любой другой из князей нолдор.
И в это же время для него был создан Наугламмир, Ожерелье Гномов, самая известная из их работ в древние дни.
Это был золотой обруч с вправленными в него бесчисленными драгоценными камнями из Валинора, но в нем имелся некий секрет, так что носить его было не тяжелее, чем льняную прядь, и какую бы шею он ни охватывал, это выглядело всегда изящно и красиво.
Там, в Нарготронде, Финрод устроил дом для себя и многих из своего народа, и гномы назвали Финрода на своем языке Фелагундом, Высекателем Пещер. И это имя он носил вплоть до своего конца. Но Финрод-Фелагунд не был первым, поселившимся в пещерах рядом с рекой Нарог.
Галадриэль, его сестра, не ушла с ним в Нарготронд, потому что в Дориате жил Келеборн, родич Тингола, и они полюбили друг друга. Галадриэль осталась в Скрытом Королевстве и, поселившись у Мелиан, почерпнула у нее мудрость и знания о Средиземье.
А Тургон не мог забыть город на холме, прекрасный Тирион с его башней и деревом. И он не нашел того, что искал и, вернувшись в Невраст, мирно жил в Ваниамаре на берегу моря. А на следующий год к нему явился сам Ульмо и приказал ему снова отправиться в путь, одному, в долину Сириона. И Тургон пошел, под водительством Ульмо обнаружил в окружающих горах скрытую долину Тумладен, посреди которой возвышался каменистый холм.
Тургон никому не сказал об этом, но вернулся снова в Невраст и начал там втайне обдумывать план основания города по образцу Тириона, о котором в изгнании тосковало его сердце.
В это время Моргот, поверив своим шпионам, доносившим, что повелители Нолдор разбрелись в разные стороны и мало помышляют о войне, решил испытать силу и бдительность врагов. Снова, почти не остерегаясь, двинулись его войска. На севере же внезапно началось землетрясение, и земля выбросила из трещин огонь, а Железные Горы извергли пламя. И орки хлынули на равнину Ард-Гален. Оттуда они устремились вниз, на запад, через долину Сириона, и прорвались на восток через страну Маглора в проход между холмами Маэдроса и дальними отрогами Синих Гор.
Но Финголфин и Маэдрос не дремали, и пока иные искали спасения от рассыпавшихся по стране банд орков, заполнивших Белерианд и чинивших великое зло, эти двое обрушились на главное войско с двух сторон, как это было при нападении на Дортонион.
Они разгромили слуг Моргота и, преследуя их через весь Ард-Гален, уже в пределах видимости врат Ангбанда полностью, до последнего, уничтожили.
Так закончилась третья великая битва из числа войн в Белерианде, и ее назвали Дагор Аглареб, Славная Битва.
Это была победа, но и предостережение, и князья обратили на него внимание. Впоследствии они укрепили свои союзы, усилили наблюдение и строго следили за врагом, организовав осаду Ангбанда, продолжавшуюся почти четыреста лет Солнца.
Долгое время после Дагор Аглареб никто из слуг Моргота не отваживался выйти из ворот Ангбанда из-за страха перед повелителями Нолдор. И Финголфин гордился тем, что если среди них не появится измена, Морготу никогда не нарушить союз Эльдар и не напасть на них неожиданно.
И все же нолдорам не удалось захватить Ангбанд, и они не смогли вернуть сильмариллы. И во время осады война никогда не прекращалась, потому что Моргот придумывал все новое зло и то и дело тревожил своих врагов. К тому же, крепость Моргота не могла быть полностью окруженной, потому что Железные Горы, в изгибе которых находились вершины Тангородрима, защищали его с другой стороны и были непреодолимы для нолдор из-за покрывавшего их снега и льда. Таким образом, с тыла, с севера Моргот не имел врагов, и этим путем его воины иногда выбирались наружу и окольными путями приходили в Белерианд.
Больше всего, желая посеять страх и разобщенность среди Эльдар, Моргот приказал брать живыми всех, кого они смогут, и связанными доставлять в Ангбанд. И некоторых из пленников он так запугал своим ужасным взглядом, что их уже не было нужды держать в цепях - в страхе перед ним они подчинялись его воле, где бы ни находились.
Так Моргот узнал многое обо всем, что произошло со времени бунта Феанора, и он радовался, видя в этом семя многих раздоров среди его врагов.
Когда со времени Дагор Аглареб прошло почти сто лет, Моргот попытался застичь Финголфина врасплох (потому что знал о бдительности Маэдроса) и послал на заснеженный север армию, повернувшую потом на запад, а затем на юг.
Его войска спустились к побережью у залива Дренгист, к долине, которой Финголфин следовал из Хелкараксэ.
Таким образом они проникли в королевство Хитлум с запада, но были своевременно замечены, и Фингон обрушился на них среди холмов. В самом начале залива эльфы загнали большую часть орков в море. Однако, это сражение не числилось среди великих битв, потому что орков было не так много, а из народа Хитлума там сражалась только часть его.
А потом снова в течении долгих лет был мир, и Ангбанд не решался на открытое нападение, так как Моргот понял, что одни лишь орки не смогут противостоять нолдорам. И он искал у своего сердца нового совета.
Снова прошло сто лет, и Глаурунг, первый из урулоки, огненных драконов, вышел ночью из ворот Ангбанда.
Он был еще молод и достигал едва половины своего роста (потому что жизнь дракона длится долго и медленно), но эльфы в ужасе бежали перед ним в Эред Ветрин и Дортонион. И дракон осквернил поля Ард-Галена.
Тогда Фингон, князь Хитлума, выступил против него с конными лучниками и окружил его кольцом быстрых всадников.
Глаурунг не мог противостоять их стрелам, поскольку его броня не достигла полной прочности. И он бежал в Ангбанд и не показывался еще много лет.
Фингон заслужил великую славу и нолдор радовались, потому что мало кто в полной мере оценил назначение и опасность этого нового существа.
Моргот же остался недоволен тем, что Глаурунг слишком рано обнаружил себя, и после его нападения последовал долгий мир, почти на двести лет.
Все это время на границах происходили стычки, но весь Белерианд процветал и становился все богаче. Под охраной своих армий на севере нолдоры строили здания, башни и создавали в те дни много прекрасных вещей, и поэм, и повествований, и книг знаний.
Во многих частях страны нолдор и синдар стали объединяться в один народ и говорить на одном языке.
Нолдоры обладали большей силой разума, и они были более могучими воинами и мудрецами. Они строили из камня и любили склоны холмов и открытые равнины, а синдар имели более красивые голоса и превосходили нолдоров в искусстве музыки, если не считать Маглора, сына Феанора. И они любили леса и речные берега. А некоторые из серых эльфов все еще бродили здесь и там, без постоянного места жительства и пели во время своих скитаний.
назад вперёд наверх