Эстелин
Конец эпохи
Лес гнулся под штормовым ветром. Сорванные ветви летели на землю, пугая коней. Под горами тяжко прокатывались удары, сотрясающие скальные стены. Вдалеке гудели обвалы. Язык ледника съехал в узкую долину, и над ним вставал сырой туман.
Всего четыре сотни всадников выехали из потаенного урочища, когда темное пламя встало на севере. Но Гелион разлился небывалым паводком. Мутная вода текла вспять, неся обломки толстенных стволов, вывороченных с корнями. Серая пена на берегу пахла Морем.
Два всадника съехали ко грязной, бурлящей реке.
- Здесь не переправимся, - черноволосый зеленоглазый нолдо досадливо смотрел на шипящие водовороты. – Наверное, и Сарн-Атрад непроходим.
Второй устало качнул головой:
- Дойдем до верховьев по этому берегу. Сейчас весна, Анфауглит не так жарок и пылен, и одолеть его будет нетрудно.
Конь потянулся к воде, нюхнул и фыркнул.
Когда-то белая вершина Рерир теперь казалась залитой тушью. Гора то и дело стряхивала с себя глыбы, словно хотела заровнять долину у своего подножия. Горное озеро кипело. Вытекавшая из него река была горячей и имела привкус соды. Но опаленные башни у южного берега все стояли, не сронив зубчатых стрельниц. Оба вождя, посмотрев на них, обменялись долгим печальным взглядом. Кони ступили в реку, не обращая внимания на злые буруны.
В Лотланне последний снег был черен и пах серой. Одолев залитые паводком, сгладившиеся рвы, всадники повернули к высоким крутым холмам на западе.
От крепости не осталось ничего, кроме изглоданных огнем и ветром стен. Но подбашенные подвалы давали укрытие от бури, а на южных склонах щетинилась молодая трава. Коням нужен был отдых после перехода, и дружина остановилась у развалин.
Оба вождя сидели на обломке гранита, глядя на исполосованную рвами равнину.
- Вот и все, что осталось от наших трудов, Нельо, - зеленоглазый содрал мох с камня, открыв тонкую резьбу: звезды, вплетенные в ветви сосны.
Руссандол не ответил. Он поднял голову и смотрел теперь на затянутый дымом север.
- Кто бы и что бы не преградило нам пути – я доберусь до Моринготто. Он вышел на поединок с Нолофинвэ – не откажет и мне.
- А если все же откажет?
- Прорублю ворота, влезу в дымовую трубу! Вот! – он показал брату кожаную перчатку на правую руку. – Ответит заодно и за Финдекано!
- Наше время на исходе, Нельо. Не удастся тебе – я повторю вызов. Но, скорее всего, нам навстречу выскочит орда или стадо чудовищ.
- Нам с тобой столько везло. Шесть сотен раз падал и таял снег в этих землях – а был ли хоть один год, когда мы не брали в руки мечей? И все еще живем под небом. Думаешь, наше счастье исчерпано?
- Горькое счастье.
- Другого, наверное, и не бывает по эту сторону Морей…
Сухой раскатистый грохот, казалось, разорвал небо пополам. Оба нолдо едва успели отскочить в стороны, как с гребня развалин посыпались камни. Небо пылало алым и темно-багровым – молнии не успевали угаснуть, как над Эрэд-Энгрин взлетали новые их пучки. Холм пустился в судорожную пляску.
- Кано, беги к левой башне! Всем спуститься в долину и собрать коней!
На равнине ветер почти валил с ног, но хоть не летели на головы глыбы. Боевые кони не покинули своих – потерялось не больше полутора десятков, видно, погибших под обвалом или сломавших себе шеи в скачке от Химринга. Дружинники сбились в кучки, закрывшись щитами и прикрывая коней.
- Такие ветра не приходят сами! – крикнул прямо в ухо Майтимо один из воинов. – За Моргота взялись Валар!
Руссандол выглянул из-за щита:
- Да! Еще когда затряслась земля, мы с Гонфином поняли… Надо идти вперед даже через бурю!
Кони, упрямо вытянув шеи, шли навстречу ветру. Всадники сбросили плащи, чтобы не срывало с седел. И вдруг все утихло, словно захлопнулись ворота бури. С севера накатывали горячие, пахнущие серой и железом волны воздуха.
Серо-желтая пыль Анфауглита стояла туманом. Пришлось завязать платками лица и прикрыть морды коней. И все равно песок скрипел на зубах, царапал глаза.
Вдалеке что-то гулко хлопнуло и ударилось о землю. Передние кони захрапели, осаживая и привставая на дыбы. Из тумана блеснули два желтых глаза и проявилась оскаленная морда величиной с печь. А вверху, размытая туманом, плавала огромная крылатая тень.
- Ах, ты… - Макалаурэ спустил тетиву.
Стрела вонзилась в драконий язык, заставив тварь захлопнуть пасть. По бронированной морде забарабанил стальной град. Дракон попятился и вдруг издал пронзительный вопль – в правой его глазнице торчали белые перья. Всадники рванулись в стороны, чтоб не попасть под огненный плевок. Но дракон, скребнув крыльями, метнулся в воздух. Тень сложилась в копье, ринувшись вниз.
Снова содрогнулась земля под тяжестью рухнувших зверей. Орлица правой лапой стиснула драконью пасть, левой держала его за шею. Отливающий стальной синью клюв обрушился на затылок твари.
Руссандол толкнул коня вперед. Меч вспорол шкуру дракона под челюстью. Огромное тело заизвивалось, чуть не сбросив птицу. Второй удар меча разрубил драконьи позвонки, но туша продолжала дергаться в конвульсиях.
- Одолевающая ветра, донеси нас до Ангамандо! Меня и брата!
Агатовый глаз глянул строго, широкие крылья взмели пыль.
- Что же, дойдем и сами! – Майтимо сунул меч в ножны.
Тучи потухли и разрешились грязным ливнем. Пыль превратилась в жидкий скользкий ил по венчик копыта. Приходилось объезжать впадины и бугры, чтобы не застрять в вонючей тине. Все были мокры насквозь, лица заляпаны черным и зеленым.
- Встать сейчас на четвереньки – и вблизи не отличили бы от орков, - Макалаурэ смахивал с себя грязь, но только сильнее размазывал пятна. – Хорошо хоть, что не холодно.
Воздух имел ржаво-соленый привкус, словно у всех во рту была кровь.
На горбу предгорий остановились отдышаться. Ливень перешел в затяжной дождь. Даже в кожаных сумках размок хлеб, слипся в комья изюм. Только колбаса выдержала путь, став лишь солонее.
По ту сторону кряжа бил шипящий гейзер.
- Однако, я не понимаю, куда нас вынесло, - Руссандол пытался сквозь дождь и пар рассмотреть очертания гор. – Мы держали на северо-запад-запад и должны уже оказаться в самой тени Тангородрима. Кано, кликни Альквен и Хиселиндо.
Неузнаваемые от грязи разведчики присели на мокрые камни.
- Здесь все перемешано, словно кто-то ворочал сами горы, - призналась нолдэ. – Ни одного знакомого ориентира.
- Недалеко дождем отмыло кусок мощенки, - поправил ее второй разведчик. – По ней можно решить, что мы почти у ворот. Но вместо отсыпей Тангородрима перед нами сплошной каменный вывал. У глыб острые грани – свежие разломы.
Под землей все грохотало.
- Соберите еще десяток тех, кто еще не валится с ног, и попробуем перебраться через осыпь, - приказал Руссандол, слизывая с ладони наконец-то ставшие прозрачными капли дождя.
Коротко вскрикнула труба.
- Орда!
Орки бежали нестройным табуном, навьюченные какими-то мешками. Среди них резво топали два чешуйчатых многонога.
Ослабевшие от сырости луки били недалеко – эльдар схватились за мечи. Но первые же стрелы ввергли орду в панику. Орки помчались прочь, шлепаясь в грязь, вскакивая и дико вопя. Многоноги неслись далеко впереди.
- Это не войско, а беглецы-мародеры, - Руссандол встал с камня. – Пойдем, Кано. И вы двое с нами – больше никого не надо.
Промытый ослабевающим дождем, воздух становился светлее. Перед четырьмя воинами открылось заваленное раздробленным камнем чашеобразное углубление.
- Похоже, Тангородрим сметен до основания, Нельо. С конями дальше не пойти. Да и без коней…
- Если попробовать прижаться к краю этого разгрома, лорд Канофинвэ, - заметил Хиселиндо, - то, может быть, найдем тропу.
- Я пойду и проверю, - бросила Альквен.
- Вдвоем, - приказал Руссандол.
Хиселиндо тоже запрыгал по острым ребрам камней.
- Похоже, мы опоздали.
Макалаурэ присел на камень, бесцельно водя кончиками пальцев по его зернистому излому.
Майтимо откинул полу мокрого плаща и вытащил из-за пояса перчатку.
- Вот как исчерпалось наше везение, Кано. Стоим, голодные и грязные, на том самом месте, где стояли шесть сотен лоа назад. Только тогда нас было семеро.
Макалаурэ поднял голову:
- Заплакал бы. Но разучился – на этом самом месте шесть сотен лоа назад.
- Кому мы теперь нужны? Нашей дружине? Они и сами найдут дорогу обратно… Как сказал один король Ногрода – «лорды-бродяжки».
- И в руках ничего, кроме мечей…
Хиселиндо соскочил с обломка скалы:
- Пройти можно! Даже с конями! Там прополз кто-то тяжелый и пузатый и разгреб почти что улицу!
- А зачем туда идти? – Макалаурэ отшвырнул кусок шлака. – Моринготто, если уцелел, уже несется опрометью куда-нибудь на восток.
- Я знаю его получше тебя, - зло усмехнулся Руссандол, вставая. – Он может спрятаться под камешком в виде лягушки, если сильно струсит.
- Тогда нам пригодился бы Хуан или псы Морьо. Поднимай дружину, Хиселиндо, идем на север.
Обширная долина между гор была словно перепахана ударами сверху. Текли вонючие ручьи, стелился зеленоватый дым. Темные провалы вели в подземелья. Альквен, обмотав голову мокрым шарфом, нырнула в один такой ход. За ней последовали пятеро дружинников. Скоро они выбрались обратно.
- Двадцать саженей ход, дальше завал, - сказала разведчица. – Живых не слышно.
Воины еще много раз обследовали подземелья, но везде утыкались в просевшие кровли. Неожиданный подземный удар так встряхнул долину, что несколько коней рухнуло набок.
- … как на корабле с волны, - переведя дыхание, произнес Макалаурэ. – Честное слово, вся эта земля под нами просела на три сажени.
Из трещин вырывались новые дымы и гейзеры.
- Дойдем все же до северного склона, - сказал Руссандол. – Теперь уже время не имеет значения. Мы опоздали навсегда, Кано.
- Разве что прикончим еще одного змея…
Разведчики все же спускались в разломы, пренебрегая опасностью и приказом вождей.
Хиселиндо била нервная дрожь. Даже под потеками грязи было заметно, как бледен нолдо. Восемь лет провел он в этих подземельях, прежде чем сумел бежать. Он шел за своей местью и тоже опоздал.
Альквен надеялась на невероятное – что Враг и в самом деле сидит где-то за камешком, пережидая тревогу. Снести его рогатую башку… нет, кинуть вастачий аркан с семью стальными когтями, зацепить конец за камень, кликнуть дружину – и пусть сами Феанарионы займутся тварью!.. Но за обломком скалы она наткнулась на невольников.
Трое эльдар, почти нагих и невероятно грязных – что этот дождь! – склонились над четвертым, лежащим навзничь. При виде воина они даже не вскочили – отшатнулись, чуть не упав.
- Что с ним? – Альквен уже сдернула с пояса флягу.
- Задохнулся… Кто ты?
- Нет, он жив! Сейчас… Старший дружинник Гонфина Маглора Феанориона.
- Значит, вы все-таки пришли?!
- Как бы не поздно… Нет, все, дышит. Сами идти можете?
Увидев пленников, Руссандол выпрямился, словно проснувшись:
- Всем – обыскать каждый камень. Найти Аурендила, и пусть ему помогают пятеро… нет, восемь воинов, понимающих в исцелении. Что осталось в седельных сумках – пересчитать, чтоб хватило на обратный путь через Анфауглит.
Ночи почти не было – тучи светились последними молниями, время от времени опорожняясь дождем. А когда невидимый свет Анара притушил багровое сияние, на вдавленных в землю камнях сидели и лежали два десятка бывших невольников. Среди них оказались пятеро людей и трое наугрим. Все были грязны, истощены до предела и едва прикрыты грязным тряпьем. Лишь наугрим сохранили подобие штанов.
Один из них первым и обратился к Макалаурэ:
- Достойный князь… непристойно просить что-либо у того, кто уже подарил тебе жизнь…
- Пищи у нас немного, но вас накормят.
- Плох кхазад, не умеющий натощак неделю работать киркой! Но, князь, нечисть обрезала нам бороды. Не найдется ли у твоих воинов каких-нибудь лоскутов, чтоб прикрыть эту срамоту? – науг потеребил короткую щетину на своем подбородке. – И еще одного, чуть-чуть побольше. У Строри сзади в штанах такая дыра, что…
Макалаурэ отдал наугу свой шарф. Тот сразу обмотал синим шелком нижнюю половину лица.
Все взятые с собой рубахи пошли в дело. Большую их часть разорвали на повязки, в остальные одели пленников. Как раз когда закончили перевязки, долина еще раз с грохотом осела, с гор покатились лавины.
- Надо уходить отсюда, - Руссандол прислушался к подземному шторму. – И уходить поскорее. Тут все изрыто ходами, они и оседают.
- До Химринга мы освобожденных не довезем. Их надо кормить, а саквы почти пусты. И там – ни охоты, ни припасов.
- Пойдем к Дортониону. Не знаю, есть ли там сейчас охота, но, может, найдем кого.
Под мелким остывающим дождем караван двинулся на юг.
Дортонион издали встретил дружину горячим ветром. Вершины Криссаэгрима полыхали как факелы.
- Анах не пройти. Попробуем пробраться через Аглон, - решил Руссандол.
Ущелье оказалось завалено довольно большими камнями. Продвигались осторожно, опасаясь обвалов – горы ходили ходуном вокруг. А за южными склонами справа открылось обширное озеро. Нан-Дунгорфеб больше не существовал. Леса Дориата тоже стояли по пояс в воде.
Кони все же ухитрялись пощипать молодой травы. Воины уже неделю не имели крошки во рту. Нечем было кормить и освобожденных.
Тропа вывела к лесам Нан-Эльмота, на первый взгляд не тронутым бурей. Здесь разведчикам впервые повезло. Прямо на стоянку вылетела полудюжина оленей.
Мясо поделили бережно, первым делом позаботившись о спасенных.
Меньше всего забот доставляли гонхиррим. Приодевшись и прикрыв позорящие их остриженные бороды, они сразу сделались самостоятельными и гордыми. Сложить костер, поправить конные носилки – только давай топоры. Всей еды – горсть изюма? Велика беда! Вот рассчитаться с нечистью, схватившей их на севере Эрэд-Луин и три года продержавшей в тюрьме – действительно важное дело. Дори, Строри и Гримнир всерьез зачислили себя сами в дружину Феанарионов и все старались попасть в ночное дежурство или в разведку.
Хиселиндо, которому они навязывались в помощники, высказался резко:
- Ваш топот, почтенные, слышен из Белегоста!
- Тем лучше, скорее оркота наскочит, - Строри по привычке хотел погладить бороду, не нашел ее и плюнул под ноги. – И побольше бы наскочило!
- Ты нам не указывай! – взвился Гримнир. – Если б тебя всякая тварь годик бичом поохаживала, ты бы…
Хиселиндо, отвернувшись, тихо сказал:
- Не годик, а восемь лет. И заклеймили за первый побег.
Наугрим смутились.
- Ладно, ты уж… Но караулить мы будем все равно!
И караулили, заодно поддерживая огонь под котелками с похлебкой.
Эльдар оживали медленнее. Их, словно глубокая вода, давила память о пережитом. Даже голода не чувствовали, все еще духом заключенные в темницах Моринготто. Наконец кто-то из них увидел покрытый пылью цветок ветреницы и прикоснулся лепесткам. Другой, не обращаясь ни к кому, произнес: «А в Гаванях сейчас уже лето…».
По степям Эстолада двигались стада туров, табуны диких лошадей. Зверье бежало на восток, как от лесного пожара. Добычи стало достаточно. Нескольких лошадок приманили и наскоро внушили им необходимость носить всадников. Оставалось поскорее выйти к Гелиону и постараться на плотах одолеть разлив.
Воинам наконец удалось дочиста смыть с себя грязь Анфауглита, просушить одежду и луки. У костров говорили веселее. Освобожденных расспросили, кто они и откуда. Большинство эльдар оказались из Митрима, захваченные бродячими ордами. Был один нарготрондец, воевавший в одиночку у Тейглина и попавший в засаду.
Объезжавший лагерь Макалаурэ вдруг услышал громкую брань на диалекте Дортониона. Высокий черноволосый адан держал за горло другого, норовя двинуть кулаком в лицо. Трое остальных молча сжимали в руках толстые палки.
- Прекратите! Как можно ссориться после…
- Сперва узнай в чем дело, лорд, а потом уж встревай! – адан отшвырнул своего врага чуть ли не в самый огонь. – Вот этот недоносок – я его, наконец, узнал! – сперва прислуживал Морготу! А в рабы загремел потому, что польстился на хозяйскую долю добычи… Ну, давай, Фара, выкладывай, как водил по деревням сборщиков податей! Как ловил парней в рабы! Что, язык присох с перепугу? Больше он тебе не понадобится – ни жрать, ни болтать. Сейчас шею на колоду…
- Это правда? – спросил Макалаурэ.
- Что, я, вру?!. Вот, ты, попробуй, соври перед высоким лордом! Скажи – не лизал вастачьи зады?! Да что там – орочьи!
Рыжий Фара молчал, затравленно оглядываясь.
- Как твое имя? – просил Макалаурэ черноволосого.
- Махдир, - хмуро ответил тот.
- Безоружного не убивают, достойный Махдир.
- Тогда пусть этот… выйдет на поединок.
- Послезавтра на рассвете.
- Он удерет, высокий лорд!
- От нас не удерет.
Утро было туманным и душным. Разведчики заметили вдали немаленькую орочью орду. Но тварь пробежала мимо, не пытаясь кого-то искать. Снова протопали дикие быки горной породы, проскакали олени. А в полдень на серой равнине показался отряд всадников.
Хиселиндо не верил своим глазам: отряд эльдар в сверкающих кольчугах беспечно ехал откуда-то с юга. Он нескоро решился тронуть коня им навстречу.
Всадники окружили разведчика.
- Кто ты? – спросил на языке Заморья черноволосый сероглазый предводитель.
- Хиселиндо, сын Калмасиля из Тириона, старший дружинник Нельофинвэ Руссандола…
- Нельофинвэ Руссандола?!
Всадники подались к разведчику.
- Так вы уцелели, ушедшие с Феанаро?! Вот радость, неожиданная для многих!
- Но кто вы?
- Ты меня не помнишь, - рассмеялся предводитель. - Ты был взрослым, а я едва научился рисовать буквы, когда померк Свет, и вы ушли. Ну а теперь мы пришли – и с Вражьей властью покончено!
- Пришли нолдор из Амана? Кто же привел вас?
- Эонвэ и Арафинвэ, наш король… Ну что ты как сонный, Хиселиндо! Моринготто сидит на цепи на корабле, и рухнуло Проклятие нолдор! Вы все можете вернуться домой!
- Прости… - Хиселиндо помотал головой. – Я никак не приду в себя. Даже имени не спросил…
- Я Алассанто. Но ты должен помнить мою мать Тельпеомэ.
- Да, помню Тельпеомэ, невесту Телумендиля… Простите, я веду себя, как глупец. Стоим тут на виду, а орда может нагрянуть в любой момент. Я провожу вас в лагерь к Нельофинвэ и Канофинвэ. Им расскажете все.
Майтимо и Макалаурэ шли прочь от костров. Им было безразлично, что опушка просматривается насквозь, что их видно далеко в степи.
- Мы действительно опоздали навсегда, Кано. Теперь мы вдвоем – против нашей Клятвы. И мечи в руках бесполезнее одуванчиков. Так решилась наша судьба.
- Но все же – Проклятия больше нет.
- Для всех, кроме нас. И нашего отца и братьев.
- Подожди, Нельо. Раз прощены пошедшие за нами…
Майтимо молча мотнул головой.
- Что же будем делать теперь? Снова – «лорды-бродяжки»?
- Сначала пошлем в Оссирианд. Пусть все отправляются домой. Освобожденных сдадим Арафинвэ, эдайн и гонхиррим дружина доставит к Эрэд-Луин. А мы…
- Что?
- Давай посидим тут. Скоро рассвет.
- На этот рассвет один из эдайн назначил поединок другому.
- Он тоже опоздал.
Майтимо уронил голову на сложенные на коленях руки.
Оба молчали. Тучи посветлели, налились краснотой.
- Нельо, я не знаю, что ответит нам Арафинвэ, но Сильмариллы, выбитые из короны Моринготто все равно принадлежат нам. Что бы ни произошло потом – сделал их наш отец. И если Арафинвэ все еще считает нас своими родичами – он не может отказать нам в возвращении наших камней.
- Если считает… - Майтимо встал. – Что же. Поедем к Морю и скажем ему это.
Путь к Морю оказался коротким. Волны, серые и мутные, бились о южный склон Рамдала. С кряжа Феанарионы увидели множество кораблей, стоявших на якорях поодаль от неспокойного наката. А в ветровой тени расположились шатры и навесы.
Воинов приняли радостно: среди победителей у многих оказались родичи и прежние знакомые. Феанарионы никому не препятствовали идти в шатры, снимать доспехи, менять свою поношенную одежду на новую. Скоро возле вождей остались лишь Альквен с Хиселиндо, Аурендил и дружинники из синдар. Алассанто подъехал снизу – уже без кольчуги и оружия.
- Король приглашает вас всех. В том числе пришедших с вами атани и тех, что зачем-то носят на лицах платки.
- Лорд Нелфин, прикажешь ставить лагерь тут? – спросил Руингал-синда. – Трава тут не затоптана, кони подкормятся перед обратной дорогой.
- Ставьте.
- Море больше не разделяет мир, - Алассанто тронул руку Руингала. – Вы тоже можете придти в Аман к своим родичам-телери.
- Уплыть за Море? – тот оглянулся. – А как же…
- Многие уже отплыли. Ты увидишь Аман и поймешь, где лучше жить эльдар.
Феанарионы молча сидели на расстеленных потниках. Строри, подойдя, негромко кашлянул.
- Что ты хочешь сказать, почтенный мастер? – обернулся к нему Макалаурэ.
- Достойные князья, конечно, поплывут домой вместе с доблестной дружиной. Но, может, они оставят нам какое-никакое оружие? До Белегоста еще топать и топать, а нечисть так и носится оравами.
- Наши воины проводят вас до гор, почтенные. У нас еще много дел на этом берегу.
- И то! Моргот-то дрыгнул лапами, а тварей его еще навалом. Без вас трудненько будет.
Макалаурэ чуть улыбнулся. Майтимо промолчал.
Когда науг отошел, Руссандол поднялся на ноги:
- Пойдем к Арафинвэ, Кано.
Войдя под полог, Феанарионы замерли. Между занавесями словно сохранился воздух Тириона: теплый, чистый, спокойный. Лампа-кристалл на складном столе, раскрытая книга, тонкий запах свежих фруктов…
Арафинвэ шагнул им навстречу и тоже остановился.
- Так вот какими вы стали…
Он коснулся плеча Макалаурэ, хотел так же погладить Майтимо, но удержал руку.
- Сильно изменились? – тихо спросил старший Феанарион.
Король Тириона качнул головой:
- Я все знаю. От Эльвинг. Она жива и добралась до Валинора.
- И – несмотря на то, что она рассказала?..
- Вы – сыновья моего брата. Нолдор больше не прокляты… Что же вы стоите на пороге? Голодны? Вы пришли с востока? Присаживайтесь к столу и рассказывайте.
- Мы пришли с севера. От развалин Ангамандо. Не успели на битву.
Король за руку усадил на скамью Макалаурэ и чуть подтолкнул в спину Майтимо. Тот сел рядом с братом.
- Все равно – война закончена. Мир изменился.
- Мы спешили на север, чтобы вызвать Моринготто на поединок, - продолжал Майтимо, глядя на Арафинвэ прямо и жестко. – Или первыми пробиться в его логово. Я помню, где он восседал на троне. И в венце.
- Не на троне нашли его, а в дальней кладовой! – усмехнулся король. – Лишь собаки сумели обнаружить этого великого в щели.
Руссандол чуть улыбнулся.
- Что же вы не едите?
Майтимо выпрямился сидя:
- Ты только что назвал нас сыновьями своего брата. Значит, ты не отрекся от нас несмотря на все, что произошло. Нам не удалось самим сбить корону с Моринготто. Но раз Сильмариллы, творение нашего отца и твоего брата, все же отобраны у Врага, ты вернешь их нам. Иначе – нам нет места ни в Амане, ни в Арде.
Король вздохнул:
- С Моринготто сражались не только нолдор, но и ваниар, а телери перевезли войско через Море. Как победа стала общим делом народов Амана, так и судьба Сильмариллов. Последние капли Предвечного света взял под охрану сам Эонвэ. Будь я вправе решать один – я бы освободил вас от Клятвы.
Не коснувшись угощения, Феанарионы встали со скамьи.
- Спасибо, король. Мы пойдем к Эонвэ.
- Не отчаивайтесь прежде времени. Нагроможденное Моринготто зло начало рушиться. Мой сын Финдарато вышел из Чертогов Ожидания и живет ныне в Тирионе со мной.
- Финдарато вернулся?! – глаза Макалаурэ вспыхнули.
- Он даже рвался на войну, но я оставил его дома. Слишком уж тяжко он переболел своим первым походом. И Итарилдэ достигла Амана назло козням Врага, желавшего расправиться со всеми потомками Финвэ. Может быть, когда-нибудь вернутся и остальные…
- Артанис ты скоро встретишь на этом берегу, - сказал Майтимо.
- Артанис жива?!
- И благополучна, насколько это возможно в Эндоре.
- Вы принесли мне огромную радость. Не убегайте же.
- Мы пойдем, король. А Итарилдэ ты отвези ее внуков. Они живут у нас и стали неплохими бойцами.
Эонвэ встретил Феанарионов у своего шатра. Майа был одет в переливающиеся бело-золотым огнем доспехи. Глаза его тревожно-синего цвета глянули на двух вождей спокойно и строго.
- То, зачем вы явились, более не принадлежит вам.
Макалаурэ, побледнев, пошатнулся.
- Как может творение не принадлежать своему творцу? – резко произнес Майтимо. – Мы оба помогали отцу его труде.
- Слово королевы Амана было: «Нечистые руки не коснутся Сильмариллов, чтобы не иссохнуть». Трижды вы запятнали себя преступлением: в Альквалондэ, в Дориате и в Гаванях Сириона. Ваши руки в крови родичей. В них не место Предвечному свету.
Майтимо резко отвернулся – взлетел его плащ.
- Подождите. Мир меняется, и меняются судьбы. Завтра вы должны взойти на корабль и отправиться в Валинор. Там, у Маханаксара, вы предстанете пред судом Валар. Намо назовет истинную цену каждого вашего деяния, и будет вынесен приговор. Возможно, он окажется не так суров, как вам сейчас думается.
- Благодарим за наставление, Эонвэ, - холодно произнес старший Феанарион.
Макалаурэ молча последовал за братом.
В лагере первой их встретила Альквен.
- Стража тут хорошая, но я все же выслала посты на перевал. Некоторые наши, - она насмешливо скривила губы, - уже готовы бросить все и плыть домой. Словно никаких обязанностей у них уже не осталось.
- Много таких? – быстро спросил Майтимо.
- Около сотни.
- Что же, пусть плывут. А мы сделаем то, что должны. Зови к костру Хиселиндо и Руингала.
Старшие дружинники присели на расстеленные плащи.
- Вы уже знаете, что путь в Аман снова открыт, - Майтимо говорил спокойно и деловито. – Тех, кто одной ногой уже дома, тревожить не станем. Ты, Руингал, дойдешь с дружиной до нашей долины и приведешь сюда весь народ. Моринготто на цепи, а орки и прочая нечисть носятся стаями. Обидно будет потерять кого-нибудь, когда война окончена. Хиселиндо, ты, дойдя до долины, доставишь кхазад и эдайн в Белегост. Поручи их молодому королю Оллину и поблагодари за дружбу. От моего имени передай ему убор, который мы с Канофинвэ сделали для его матери, и все мои самоцветы. Пусть племя Длиннобородых долго помнит нас. Альквен, скачи сразу в чащу Таур-им-Дуинат. Тебе известна дорога к нынешнему обиталищу Артанис. Пусть сестра ведет свой народ к Морю. Передай ей, что на этом берегу ее ждет отец, а на том – старший брат.
- Финдарато?! – задохнулся Хиселиндо.
- Вернулся. Так сказал Арафинвэ. Руингал, ни туда, ни обратно особо не спеши. Сбереги всех. К полудню завтрашнего дня будьте готовы выступить.
- Нельо… - Макалаурэ тронул брата за рукав.
- Завтра, Кано. Я что-то устал.
Дымным сумрачным полуднем дружина Феанарионов покидала Рамдал. Проезжая мимо вождей, Махдир придержал коня и бросил презрительно:
- А Фара все-таки удрал, пока вы тут обнимались с родичами!
Но, встретив взгляд Руссандола, адан смутился:
- Простите, высокие лорды. Душа у меня горит от обиды так, что забыл все. Примите мою благодарность. Положил бы к вашим ногам меч, да это уже никчему. Будьте счастливы в своем Заморье, а мы будем помнить вашу доблесть вечно!
На повороте тропы Альквен оглянулась на Феанарионов, стоявших рядом у высокого камня, и догнала Руингала.
- Я не стану тянуться с вами. Поскачу одна. Быстрей доеду – быстрее вернусь.
- Это опасно. Что тебя встревожило?
Альквен кивнула себе за спину:
- Ты можешь вспомнить случай, чтоб они оставались позади?
- Мы должны выполнить приказ.
- Веди дружину и… встретимся!
Вороной конь галопом понес вниз по каменистой тропе.
Феанарионы остались вдвоем на сыром ветру.
- Ты что-то задумал, Нельо?
- Надо было, чтобы все они – сохранившие нам верность до конца – ушли. Пусть теперь сами выбирают свой путь, раз стали свободны от нашей вины. Пойдем подальше, Кано.
Заросли орешника были покрыты молодой листвой. Ветер срывал ее и нес куда-то на северо-восток. Братья опустились на гладкий камень.
- Тебе ведь тоже не хочется идти вниз, Кано?
Макалаурэ вздохнул, глядя в небо:
- Вернемся домой, Нельо. Не станут же Валар преследовать нас, словно враги? Проклятье действительно рухнуло, раз возвращаются из Мандоса павшие в Эндоре, если Сумрачные Моря больше не разделяют мир. Суд Валар? Что же, пусть нас судят. Пусть даже признают глубоко виновными. Но мне что-то не верится, что вспомнят только Альквалондэ, Дориат и Гавани. Неужели никто ничего не сможет сказать в нашу защиту?
- В нашу защиту? – Руссандол подбрасывал на ладони камешек. – Должны найтись такие. Только: этот Махдир сначала бросил нам упрек а потом уж спохватился поблагодарить.
- Ну и подождем, пока спохватятся все, - улыбнулся Макалаурэ. – Или мы с тобой, пережив так много, не сможем еще потерпеть? Как бы нас ни наказали – избыв вину, мы сможем мирно получить Сильмариллы.
- И как ты пролагаешь: сколько нам придется терпеть?
Линдир опустил голову:
- Наверное, долго. Скорее всего, нас отправят в Форменос, подальше от Тириона. Может быть, оставят там вдвоем. Помнишь, как пылали алым снежные склоны? А под стенами – лиловые сумерки…
- Древа угасли, Кано. Над Форменосом теперь плывет Анар.
- И там тоже бывают зима и весна? Значит, дворы засыпает снегом, а потом вниз текут ручьи, как на Химринге… Ну, пусть нас продержат в заточении столько, сколько мы воевали тут! Но потом мы все равно вернемся домой!
- Это если народ и Валар решат вернуть нам Сильмариллы. А если откажут? Как мы будем жить со своей Клятвой? На берегу Амана она станет неисполнимой.
- Она уже стала неисполнимой. Мы не успели.
- Все оказалось против нас. Даже самолюбие Тингола и его внука. Даже слабость Эльвинг. Каждый из них мог одним словом все изменить.
- Нельо, поплывем мы или останемся здесь – Клятва все равно будет на нас. И все же за Морем есть надежда на избавление.
- Надежда… Что-то зыбкое, как освещенный солнцем туман. А судьба – как горный хребет, - Руссандол бросил камешек далеко в кусты. – Тогда, в Ангамандо, у меня не было никакой надежды. Моринготто, видно, на мне вымещал свою ненависть ко всем непокорным. Применял все, что изобрела его грязная фантазия. Этого никто никогда не узнает. Даже перед Намо постараюсь скрыть, что было… Но Финдекано сумел пробраться на верхушку Черной Крепости. Потом, у Митрима, надежда воскресла и жила долго. Браголлах – но мы сумели восстановить границу. Потом грянула великая битва. Однако, удар надежде нанес Диор, выгнавший наших посланцев. И горькое, позорное дело в Дориате… Когда же Сильмарилл исчез в Море, надежда на добрый исход умерла. Я понял – все против нас. Как же после этого можно надеяться на милость Валар? – он жестко усмехнулся. – Не удивлюсь, если от Маханаксара – стоит нам потребовать камни отца – нас препроводят в Мандос. На то самое место, где сидел Моринготто!
Макалаурэ подвинулся ближе к брату:
- Я не верю в такой исход. Вспомни: Ауле и Кеметари всегда были ласковы с нами. Тебя привечал Тулкас, а меня – Ульмо.
- А потом грянуло Проклятие Севера. Но дело даже не в этом. Подчинись мы – и за нами поволочится цепь, скованная из слов и дел, и замкнется в кольцо. Надо разрубить ее.
- Как?
- Взяв, наконец, Сильмариллы.
- У Эонвэ?!
- Раз они хранятся у него – да.
- И став врагами уже всех эльдар?.. Я вижу, что как бы мы не поступили, нас ждет гибель. Не лучше ли принять на себя тяжесть невыполненной Клятвы, но не затевать новой вражды?
Майтимо вдруг сильно прижал брата к себе:
- Если мы не сдержим слова – что будет делать остальным?! Финдарато дал слово Барахиру – Берен набросил на него это слово, как аркан, и погубил. Но откажись Арафинвион – покачнулись бы устои мира. Потому что держится он на верности. Наша Клятва – больше, чем слово любого короля. И я сдержу ее. А ты, - он отстранил Макалаурэ, глядя на него неистово горящими глазами, - да, ты иди к Арафинвэ и плыви домой. Если у меня будет удача – ты станешь свободен. Если погибну – может быть, получишь прощение!
Линдир оттолкнул его руку:
- Нет. Или вдвоем на корабль – или вместе во Тьму. Один я не вернусь.
Руссандол положил руку на плечо брата:
- Этой ночью на новый берег ляжет непроглядный туман.
Макалаурэ медленно кивнул. Потом все же тихо произнес:
- И мы выступим уже против всех эльдар.
- Эта страна стала нашей, Кано. Мы чувствуем и воздух, и камни лучше, чем недавние пришельцы. Никто, пожалуй, и не увидит нас, если мы очень постараемся. А когда Сильмариллы будут в наших руках – все переменится!
Зелено-бурые одеяния разведчиков превратили двух бойцов в неясные пятна – то ли обломанные кусты, то ли просто клочья тумана. Мечи остались при седлах.
У самого лагеря Феанарионы остановились. Холодная морось с тяжелого неба тут же вставала испарениями. Ветер беспорядочно колыхал многослойный промозглый занавес.
- Пожалуй, мы больше никогда не увидим звезд… - Макалаурэ вздохнул и встретился взглядом с братом.
Fear опытнейших бойцов словно отделились от тел и следили со стороны за двумя тенями, скользящими среди каменного хаоса и сломанных деревьев. Никаких мыслей ни о чем – слияние с мокрым камнем, прошлогодней травой, измочаленными, не успевшими по-настоящему зазеленеть ветвями. Взамен каждый камень, куст, волна тумана на миг одаривали бойцов своим обликом. А настороженные fear все же успевали улавливать отзвуки чужих мыслей и указывать, где стояли усталые часовые.
Самими собой Феанарионы стали возле полога шатра. Стражник – золотые волосы, белый плащ: ваниа – не успел повернуться, как упал, оглушенный незаметным ударом.
В сторону ковровый внешний полог, а потом и внутренний занавес!
Двое стражей успели заметить возникшие перед ними тени. Но что они, недавно взявшие в руки оружие, могли противопоставить тем, кто шесть сотен лет сражался со всевозможными противниками! Стражи свалились на ковер от молниеносного прикосновения к ложбинке между ключицами.
Майтимо сунул нож под крышку деревянного ларца, нажал…
Теплый, золотой и серебряный, одаривающий всем оттенками, свет залил шатер.
- Вот и все… - чуть слышно произнес Макалаурэ.
- Нет! Сперва надо уйти из лагеря. Два камня достались нам – возьмем по одному. И – прочь отсюда!..
Чистый высокий звук разрезал хлюпанье дождя. Тут же во всех концах лагеря сигнальной трубе ответили такой же тревожной песней. Феанарионы бросились из шатра.
Всего лишь несколько шагов сделали они вместе. И прямо сразу каждому пришлось метнуться свою сторону, скрываясь от сбегающихся воинов.
Майтимо скорее почувствовал, чем увидел замах меча над своей головой. Рука сама собой опустилась на локоть противника – сталь зазвенела о камень. От следующего он ушел нырком навстречу удару. Еще двоих, напавших с разных сторон, он поворотом корпуса заставил столкнуться между собой.
Только умение бороться без оружия хранило старшего Феанариона среди мелькающей обнаженной стали. Не было даже мига, чтоб сунуть камень в поясную сумку и подобрать один из выбитых мечей. Подсечка, толчок плечом, локтем, коленом – быстрее, быстрее! Противники не успевали, оставаясь позади или на грязной земле.
Конь выбежал навстречу, и Майтимо животом упал на седло, уже на скаку цепляя стремена. Он мчался на северо-запад, стараясь как можно скорее отдалиться от взбудораженного лагеря победителей.
…Они не условились, где встретятся! И удалось ли Кано уйти?!.
На север, чуть переждать и вернуться за братом. Или… если судьба успела нанести этот последний удар – заявить свои права на унесенный Сильмарилл.
И лишь переведя коня на шаг, старший Феанарион почувствовал нарастающую боль в левой руке. Крови на рукаве не было.
Конь остановился и удивленно оглянулся на соскользнувшего с седла всадника.
Сильмарилл горел тем самым незабываемым светом невозвратных дней. Но пальцы, сжимавшие его в безумном бою одинокого и безоружного с целой армией, покраснели, как побывавшие в кипятке. И боль нарастала, делаясь холодной, проникающей в кости.
…Нет, камень не подменен. Сколько раз он держал его в руках – его и два других, еще не вправленные в серебряный венчик.
«…ни смертная плоть, ни нечистые руки, ни лихо не коснутся их, чтобы не иссохнуть». Нечистые руки? Даже руки творца, неистово сражавшегося за них?..
Да, на его руках кровь Альквалондэ, Дориата и Гаваней. И поэтому…
Но сказано о лихе: Моринготто шесть веков носил камни в короне, а повредили ему по-настоящему лишь мечи эльдар и молнии Валар.
Сказано о смертной плоти: Берен держал один из камней в горсти без вреда для себя, а руки лишился совсем про другой причине! Лутиэн вернулась с Запада Смертной – но долгие годы носила Сильмарилл в ожерелье, пока жила на Тол-Гален. Эльвинг не обожгло. И король Ногрода – сколько владел бы он отобранным у Тингола камнем, не останови у Аскара его войско Феанарионы?!
«Мир меняется», - сказал Эонвэ. Так вот как он меняется! Предвечный свет по-прежнему ясен, но жжет руку камень, и боль уже волнами докатывается до сердца.
Уж не Моринготто ли сумел все же исказить Сильмарилл за века владения?! Побывав в Ангамандо, камни покорялись всем – и восстали только против тех, кто знал их прежнюю, чистую сущность?!
- Все совершенное нами – напрасно? Мы не изменили Клятве, - клятва изменила нам?
Над Криссаэгримом стояло багряное зарево. Темно-красные отсветы окрашивали туман и на западе, где прежде протекал Сирион.
- Чем бы ты ни стал – я покорю тебя и сдержу слово до конца! Никто не будет владеть тобой, пока мир действительно не изменится так, чтоб в нем начало что-то значить слово «справедливость»!
Конь помчался вниз по склону.
Расселина дышала жаром, в нее то и дело срывались глыбы и целые скалы, унося в огненную глубь живые деревья.
- Иди и служи тому, кому понадобятся твои сила и верность, - велел Майтимо коню.
Животное было замялось, не желая покидать всадника в таком опасном месте. Но приказ был тверд – копыта застучали по сухой земле в стремительном галопе.
- Ты уйдешь со мной, слава и проклятие эльдар, если уже не можешь послужить им!
Жаркая бездна распахнулась, и струя белого пламени взвилась из нее к низким тучам.
Макалаурэ ускользнул от одного, другого противника, но навстречу выбегали все новые, уже одетые в доспехи.
«А ведь Нельо не сможет защититься, ему просто нечем держать меч!».
Линдир подхватил выпавшее у кого-то оружие. Теперь он не торопился убегать. Наоборот, вступил в схватку, стараясь собрать к себе как можно больше противников. И каждый удар их отражала блестящая сталь.
Сперва он не хотел никого убивать: только связать боем. Но слишком уж много мечей против единственного, чтобы длить и длить опасную игру. И привычная рука сама повела удар поверх слишком низко опустившегося щита…
Звон стали, пот, заливающий глаза, внезапные вспышки холодной боли там, куда все же дотягивается вражеское оружие… Вражеское?.. Но ведь его хотят убить – неужели он не имеет права… Не право, так умение всегда при нем, и лезвие меча уже давно окрашено кровью… Давно, еще с первой беззвездной ночи… и сейчас, под беспросветным небом… Лишь холод, звон стали, мерцающие факелы и боль. Ничего еще не закончилось… или закончилось, не начавшись…
Тепловатая соленая вода вдруг обхватила тело и понесла куда-то. Море? Или он сорвался в заполненную водой трещину? Пусть уйдет на дно случайный меч – лишь бы не выронить камень…
Макалаурэ очнулся на грязном илистом берегу стекающего в Море потока. Щипало глаза и бесчисленные порезы на плечах и бедрах. Томительно ныла левая рука от ладони до самого локтя. Линдир испуганно разжал пальцы – клубок живого света лениво выкатился на грязь.
Он не потерял его! Раны, ушибы – чепуха, сколько их было за века этой войны! А теперь они, наконец, победили. Сильмариллы в их руках.
Надо скорее выбираться с этой отмели, пока его не нашли наверняка разосланные во все стороны разведчики. Потом… наверное, скакать к Эрэд – Луин. Нельо обязательно отправится туда.
Линдир поднялся, обмыл руки в соленой воде. Левую ладонь яростно защипало. Он поднес ее к глазам.
Белые пузыри на коже, словно он нечаянно схватился за раскаленную заготовку. Несколько уже лопнуло, обнажив красное саднящее мясо.
Очень долго Макалаурэ смотрел на спокойно сияющий в неглубокой лужице Сильмарилл. Ясен был свет, озарявший когда-то их родной город, всю бесконечную страну за Морем в века безмятежного счастья…
Счастье не бывает безмятежным. Прохлада древесной тени радует в палящий зной, вода сладка истомленному жаждой. Это отсюда, с рушащегося берега, видно блаженство Эльдамара. Его надеются снова обрести отплывающие сейчас за Море. Но вряд ли найдут, ибо невидимым грузом увезут с собой пережитое. А соединить концы рассеченных нитей судьбы невозможно, потому что Сильмарилл обжег руку того, кто мог бы попытаться…
И все же Макалаурэ не хотел, чтобы его схватили и привели к Арафинвэ как преступника. Смочив израненную ладонь в морской воде, он подхватил камень и опустил в поясную сумку. Прямо за отмелью громоздился каменный хаос рухнувших скал. Скрыться в нем не составляло труда. И Макалаурэ мысленно позвал брата.
«Чем бы ты ни стал – я покорю тебя. Ты уйдешь со мной, слава и проклятие эльдар…»
Боль, отчаяние, багровая расселина… пустота.
«Нельо!..»
Пустота во все стороны. Не глухая стена, как в тяжкие дни пленения брата, а холодное пространство, в котором бесполезно ждать ответа.
Линдир посмотрел на мутное, яростно бросающееся на берег Море. Что если встать вон на тот обломок и прыгнуть прямо в грязный накат? Над ним навеки сомкнутся своды Мандоса…
Земля снова задрожала, камни задвигались. Пожалуй, они мгновенно изжуют тело, разотрут кости. А потом, через века, когда Море сточит их, кто-то найдет среди щебня неведомый сияющий кристалл. Какая разница, если этот ключ к замку мироздания невозможно взять в руку?
Обломок, на котором сидел Макалаурэ, вздрагивал и сползал вниз. Что произойдет раньше: сомкнутся каменные клыки или достанет пенный язык?..
Ушли в Мандос поверившие им в Тирионе. Умерли, исчезли из мира следовавшие за ними Смертные. Сама страна, которую они пытались украсить и защитить, рушится и проваливается в Море. Моринготто, хоть и ткнутый еще раз мордой в грязь, все же торжествует над ними, бросившими ему вызов. Бесчисленные его прислужники, успевшие разбежаться, понесут лживые рассказы о великом позоре нолдор, об их бесполезных победах и неизбежных поражениях. И где-нибудь, в неведомых просторах бесконечных земель за Эрэд-Луин, родится учение о бессмысленности доблести и чести, о благословенности покорства и ничтожности… Оно будет очень похоже на истину. Вот он, Канофинвэ Макалаурэ, Гонфин Маглор, последний из вождей Старшего рода – сидит на сползающем в Море камне. Сильмарилл у него на коленях – и так же недосягаем, как тот, что плывет сейчас над тучами.
Земля прекратила трястись. Где-то далеко наверху простучали копыта. Это привело Линдира в себя.
Альквен и Хиселиндо приведут к Арафинвэ уцелевших дружинников и народ. Не обрушится ли на них кара за совершенное этой ночью ими, Феанарионами?!
Не щадя обожженной руки, Макалаурэ вскарабкался на уцелевшую вершину кряжа. Там его встретил его собственный конь.
- Я и про тебя забыл, Нимлоссэ.
Белая кобыла нетерпеливо взяла крупной рысью прочь от берега.
Но зачем догонять дружину? Разведчикам приказано вести народ осторожно. Пожалуй, с караваном они доберутся сюда, когда отцветут сады… если тем суждено еще цвести в этой стране. Никто не заподозрит пришедших в содействии своим вождям. Все дела закончены, он свободен от обязанностей лорда.
- Не спеши, Нимлоссэ. Нам некуда ехать.
Кончилась ночь, наступил дымный сумрачный рассвет. Макалаурэ вдруг почувствовал отвращение к своему грязному балахону. Сбросил одеяние разведчика, долго мылся в мутном, пахнувшем серой ручье. В седельной сумке нашлась одежда – черный, вышитый серебром шелк. В этом наряде собирался он выйти на поединок с Моринготто…
Несколько дней и ночей Макалаурэ скитался по лесам. Привычка все время что-то делать, куда-то спешить, о чем-то заботиться принуждала его к этому. Но каждый раз, подзывая коня, он с горечью понимал, что никакой цели в его действиях больше нет.
Левая рука постоянно болела, тупо и холодно, как от сильного удара. Обычный ожог начал бы затягиваться уже к следующему вечеру, а этот оставался таким же мокрым и красным. Все пузыри лопнули, кожа вокруг ранок сделалась мертвенно-белой. Выглядело это отвратительно.
«Моринготто схватился за Сильмариллы –его обожженные лапы так и не зажили. То же самое будет и со мной». Наказание за совершенное? Совершенное – что?
Макалаурэ сидел у едва шевелящего синими языками костра.
Шесть сотен лет Белерианда казались и коротким мигом, и бездной времени. Он мог вспомнить все, что произошло с ним с беспросветной ночи в Форменосе, когда отец сказал: «Мы отомстим и вернем себе отнятое!». Но и в воспоминаниях не находил ответа. «Судьба», - сказал бы любой вастак.
Макалаурэ пришло на память сказание о неком сыне вождя с далекого побережья. Родителям его сразу после рождения сына было предсказано, что мальчик убьет своего отца и женится на матери. Испуганный страшным и позорным будущим вождь велел бросить младенца в лесу. Но мальчика подобрали люди другого племени и вырастили. А потом и он сам услышал то же пророчество. В страхе покинул он дом, который считал родным, и ушел жить в дикие места на границе племенных земель. Там вскоре встретил своего настоящего отца, которого не знал, и в ссоре убил. Потом долго и отважно сражался с дикими тварями и орками. Соседнее племя пригласило его к себе. Вождем мог быть лишь муж предводительницы. И он женился на старой главе женщин. А та однажды, по приметам, известным лишь матерям, опознала в муже своего сына… И вождь покончил с собой, поняв, что так и не ушел от судьбы.
Эдайн Белерианда судьбы не знали. Они рассказывали насмешливую сказку о воине, которому прислужник Моринготто предсказал гибель от собственного меча. «Так буду крепче держать его в руках!» - ответил воин.
Однажды маленький сын, играя с отцом, замахнулся на него мечом. «Не ты ли смерть моя?» - засмеялся воин. Меч выпал из руки ребенка и разрубил надвое ядовитую змею, ползшую в траве…
Крепче держать в руках!.. Но сумка, в которой скрыт сейчас Сильмарилл, давит на колено, словно обледенелый камень. Когда они выпустили из рук свою судьбу и позволили врагам обрушить ее на них?
Кружево состоит из бесчисленного множества узелков. Распусти один – плетение поползет и превратится в нить. Из этой нити можно сплести новый узор, ничем не схожий с прежним. Кроме одного – он тоже будет состоять из бесчисленного множества узелков.
Петли низались, и каждая вырастала из предыдущей. Эонвэ предупредил, что они, Феанарионы, потеряли право на Сильмариллы «из-за своих дел, худшими из которых были убийство Диора и нападение на Гавани». Но разве не сплелись в Дориате и устье Сириона поступки многих и многих?! Где первый узелок, с которого начала вязаться погибельная сеть вместо задуманного полотна-дороги?
Пожалуй, это Даэрон первым назвал причиной несчастий бунт против Валар.
Да, это можно назвать бунтом – нолдор взялись сделать то, от чего отказались Силы мира. Однако – разве диктовали когда-либо Валар свою волю народам Амана?..
Дважды. Когда объявили, что Финвэ, Мириэли и Индис не жить одновременно под небом; и когда отца выслали из Тириона «поразмыслить».
Но Валар следуют законам, заложенным в саму суть Эа, они и есть – эти законы. Возможны ли ошибки законов мироздания?!
От имени этих законов прозвучало Проклятие Севера, закрывающее всем ушедшим путь назад. А сегодня по Морю бегут корабли, везущие уцелевших домой. Мир меняется, потому что меняются законы, управляющие им. Или – так исправляются прежние ошибки?
Можно сделать попытку тоже что-то «исправить». Сесть на Нимлоссэ и отправиться в Белегост. Оставить Сильмарилл в сокровищнице под честное слово короля – а слово Оллина нерушимо, как слово его отца, деда и прадеда! Самому же снова взвалить на себя дело лорда в каких-нибудь дальних землях. Разве начисто уничтожены порождения Моринготто, не осталось племен Смертных, живущих по злодейским правилам? Мечу найдется работа на тысячу лет вперед! И мирные народы будут благодарны опытному и умелому вождю, обеспечившему им благоденствие хоть на несколько поколений.
А потом завяжется еще один узелок: какой-нибудь выродок польстится на Камень, на род королей Длиннобородых ляжет несмываемый позор. И грянет новая истребительная война – уже между прежними союзниками.
Можно вот так и оставить Сильмарилл при себе, в поясной сумке. Хоть он и оттягивает пояс, как снаряд тяжелого камнемета, а рука в его соседстве болит все сильнее – терпеть. Служить какому-нибудь народу за Эрэд-Луин…
И опять же выродок или слабодушный всадит нож в спину, чтобы завладеть такой красивой и таинственной вещицей. А недавно благополучное племя будет истреблено в усобицах и войнах с соседями за Сокровище Заморья.
Есть и еще один выход – пожертвовать собой до конца. Снова собрать свое умение следопыта и воина и пробраться в лагерь. Там предстать перед Арафинвэ и Эонвэ: берите меня! Согласен плыть в Валинор даже в оковах!
Конечно, и по дороге, и в Амане придется вынести всеобщие презрение и ненависть. Не попытайся они с Нельо овладеть Камнями – к ним отнеслись бы мягче? Однако, и этот узелок уже намертво вплетен в сеть… И самое страшное – увидеть у Каменных тронов мать…
Но все равно – встать перед Валар и потребовать справедливости! Какой она будет? Наверняка беспощадной. Но принять и ее. Что изменится в мире?
Эарендил добрался до Амана и отдал Сильмарилл, унесенный из Ангамандо Лутиэн. И камень поплыл по небу еще одной звездой. Не нашлось умельца, чтобы добыть из него Предвечный свет. Это мог бы сделать отец, призывавший гениальное озарение так же легко, как своего коня. Пожалуй, смог бы Куруфинвэ, умевший проникать мыслью в сплетение сил материи. Что-нибудь вышло бы – хотя вряд ли! – у Морио, любившего большой огонь и взрывы. Но скорее всего, нужно, чтобы за дело взялись они вместе.
Не согласятся пострадавшие от «безумия Феанаро» на возвращение в мир тех, кто причинил им горе. И последний Сильмарилл станет памятником победы над Моринготто, не более того. А его, Канофинвэ Макалаурэ, ждет Мандос, заточение в Форменосе или в Лориэне. До тех пор, пока мир не изменится совершенно. Как он должен измениться? Чтобы всем было одинаково хорошо?
Макалаурэ усмехнулся, вспомнив один из праздников Середины Лета во время Долгого мира. Как раз тогда два десятка лет подряд враги не тревожили Лотланн. На Ард-Галене цвели травы по пояс всаднику. Воины занимались только охотой, а болезни эдайн не трогали даже детей и стариков. И в зале деревянного замка, за столами царили довольство и радость. Вожди эдайн произнесли торжественные речи, менестрели взялись за арфы… И в этот самый момент раздался отчаянный рев. Оказывается, маленький сын одной из атанет решил первым отведать угощения и обжег себе язык жирной похлебкой. Пострадавшего тут же утащила великая мастерица Вильялотэ, собравшиеся почти сразу забыли о нем. Но угоститься за столом лорда ему в этот раз не удалось…
Примерно в те же времена в Тар-Гелион приезжал поохотиться Финдарато. Вчетвером – король Нарготронда, Нельо, Морио и он сам, Канофинвэ – сидели они у такого же угасающего костра.
Финдарато в тот день был почему-то грустен. Не отвечал на подначки, без которых Морио просто не умел вести разговор. Беседа переходила с сегодняшних дел на планы обустройства страны, на загадки мироздания.
- Очищение, избавление от лиха возможно для всех, - убежденно говорил Финдарато. - Не только для нас, нолдор. Но и для орков. И для падших майар. Даже… даже для Моринготто. Если они поймут всю глубину своего падения.
- О да! – воскликнул Морио. – Возможно как раз сейчас Вражина лупит себя лапами по морде, горестно восклицая: «Какой же я сквернавец! Немедленно пойду и попрошу у всех прощения!».
- Ты не понял, - глядя в огонь, продолжал Арафинвион. – Каждый должен отречься от вражды и…
- Выходит, мне надо поехать в Ангамандо и сердечно облобызаться с Моринготто? Боюсь, если вперед не успею поставить торчком меч между его челюстями, он откусит мне голову!
- Каждый, - настойчиво повторил Финдарато.
- Пока такое решение примет каждый, здешние горы станут песком, и высохнет Море!
- Но другого пути одолеть зло, уже разлившееся в мире, нет.
- Чего же ради мы сражаемся?!
- Наверное, только потому, что не можем остановиться.
- Ну, брось меч и любуйся, как бродячие банды будут опустошать селения доверившихся тебе! Впрочем, тебе – за нашими спинами – это не грозит! Потому и предаешься рассуждениям о благоглупостях, что границы держим мы!
- Морио, - строго произнес Нельо.
Карнистиро с нарочитой поспешностью схватил яблоко и демонстративно набил себе рот сочной мякотью. Беседа увяла, перейдя на завтрашнюю охоту.
Финдарато действительно отправился в Ангамандо и погиб в руках Саурона, завязав еще один узелок сети. Потому что без него Сильмарилл не попал бы в руки Берена, а потом и Диора.
Макалаурэ подбросил в огонь несколько сухих палок.
…Убийство Диора и нападение на Гавани. Но ведь они пытались изменить направление событий. Лутиэн жила с Береном долгие годы на Тол-Галене. Наверное, королевна догадывалась, сколько зорких глаз следят за ними из окрестных лесов. Берен, наверняка, не подозревал, под чьей охраной они находятся.
Это он, Макалаурэ, уверил тогда братьев, что рано или поздно Лутиэн вернет им Сильмарилл. Сразу согласились с этой мыслью Близнецы, поразмыслив – Нельо. Но горячее всех поддержал план ожидания Турко.
«Фигу нам покажут», - ввернул словечко наугрим Морио, холодно усмехнулся Курво. Правильным оказалось мнение этих двоих.
Уж этот узелок ввязал в сеть он своими руками. Что если попробовать вот сейчас мысленно расплести его? Тогда они поступили как раз по представлениям Финдарато: решили дождаться, пока их поймут хоть двое. Азартная Альквен и горько-насмешливый Хиселиндо в добрую волю Берена не верили. Они предлагали отобрать Сильмарилл в поединке.
«Наброситься сзади я ему не дам, а лицом к лицу одолею в миг! – уверяла сродница Курво. – Просто швырну на землю!». Хиселиндо ненавидел Барахириона и оглушающим ударом не ограничился бы. Им обоим запретили и думать о таком.
А удайся их план? Берен поднял бы на нолдор Дориат? Призвал бы лайквэнди, заставив лесной народ выбирать между двумя клятвопреступлениями?..
Да, быстро эту сеть не расплетешь ни с конца, ни с начала. Но торопиться теперь некуда. Может быть, для того он, Канофинвэ, и уцелел, чтоб найти наконец ответ на вопрос: что именно они совершили. И ответ этот подскажет путь к избавлению для всех.
… А Финдарато вернулся из Мандоса.
Золотоволосый братец, не сидишь ли ты сейчас на другом берегу Моря в таких же тяжких раздумьях? Или там, в запредельных снах, к тебе пришли все ответы?..
От Сильмарилла холодно даже у костра. Напоминание о тех, кто замерзал посреди Хелкараксэ? Зачем? Он сам много раз попадал в горную метель…
Нимлоссэ, яростно всхрапнув, метнулась к огню. Из пожухлого ельника посыпались орки.
Макалаурэ ощутил нелепую жаркую радость. Настоящий враг, пожива мечу – и не надо размышлять о правоте и неправоте!
Орда окружила одинокого бойца и свирепо лягающуюся лошадь. Голубой молнией засверкало лезвие меча, откованного еще в Тирионе. Орки рассчитывали закусить свежим мясом – и сами превращались в мышиный корм. Макалаурэ даже редко парировал удары: просто шел под замах, коротким движением снося уродливые головы. Рык скоро сменился визгливыми воплями паники. Так же быстро, как нападали, орки бросились наутек. Костер не успел опасть, а на полянке остался десяток туш да несколько брошенных щитов.
Макалаурэ так притерпелся к холодной боли, что не сразу понял, почему левое колено стало мокрым и липким. Какая-то тварь все же успела достать его концом ятагана. У Нимлоссэ оказались покусаны передние ноги и круп.
- Пойдем к воде, надо промыть раны. От укусов этой гадости даже у кабанов бывают нарывы. А мне предстоит дней пять проболеть…
Ногу уже начало ломить от орочьего яда. Вода ручья только чуть смягчила боль. А с рассветом тошнотная дурнота свалила Феанариона на траву. Суставы выворачивало, по всему телу время от времени пробегали судороги. Кобыла то опускала голову к самой траве, то со стоном ложилась и снова вставала.
Самым тяжким был второй день. Все время хотелось пить, а доползти до ручья не хватало сил. Макалаурэ вдруг понял, что он может расстаться с телом. Да, он много раз был ранен, но тогда его заботливо и умело выхаживали. Сейчас даже некому поменять повязку, пропитавшуюся черной мертвой кровью. Тянет, высасывает тепло и одновременно продолжает жечь ладонь покоящийся в сумке Сильмарилл. И если fea не удержится в изнемогающем теле, кто-нибудь найдет на трупе или среди высохших костей светящийся камень. Вот это будет уже последним узлом в сети!
Облегчение пришло на четвертом закате. Нолдо все же поборол отраву. Преодолевая слабость, разорвал последнюю чистую рубаху и перевязал колено и ладонь.
- Ты тоже жива, Нимлоссэ? Придется просить тебя довезти меня до морского берега.
Кобыла тяжело хромала. Она сама выбрала для спуска к воде рыхлую осыпь. Из черной жирной земли здесь торчали опаленные скелеты виноградных лоз. Море продолжало поглощать землю.
Макалаурэ сполз с седла.
- Оссэ и Уйнэн, вам поручаю я последний Сильмарилл! Сохраните его до тех времен, когда настанет пора ему снова появиться под небом! Я передаю его вам, оставляя себе право потребовать его обратно!
Именно левой, обожженной и забинтованной рукой он вытащил камень из сумки и, широко размахнувшись, бросил в глубину.
Едва маленькая звезда коснулась мутной воды, Море вскипело. На гребне волны возник одетый брызгами, весело и яростно хохочущий всадник на спине касатки. Но тут же это видение исчезло. Из глубин встала высокая женщина в лазурном платье и плаще бело-серебристых волос.
- Ты отдал мне Сильмарилл, Канофинвэ Феанарион. С позволения Ульмо я перенесу тебя на берег Амана и там верну камень.
- Нет, Уйнэн-хранительница. Я останусь здесь. Я должен понять наши деяния… или хотя бы донести правду о них до тех, кто придет после нас. Может быть, это приблизит нашу победу!
|
